Будь у человека три ноги, лишних людей не было бы.
Что-то сродни: "Он мне как третья нога! Я так его люблю, что бы я только делал без него!?"

---

Порой мне кажется, что не имеет значение, какой из ответом мне предстоит отстаивать,
главное, чтобы он был противоположен вашему.

---

---

первые пять-шесть песен отчего-то веселы и бодры, все остальное же как обычно, со щетиной и не с той ноги.

---

---

Мне стоит завязывать с богохульством.
Бог совсем охуел, нам нужно мирится.

---

Я не Иисус, чтоб всех прощать.

---

Мне меньше всего хотелось, чтобы ты стал похож на меня, я ведь и ушел для того, чтобы ты стал похож на себя.
© Жутко громко и запредельно близко

---

Я отвыкла от того, что мир может быть резок и красочен. И вовсе ведь не потому, что он сер и убог, всего лишь глаза паршивят. Я смотрю на окружающих: друзей, знакомых, прохожих, я думаю о том, где то место, место где они оставили свои очки, потому что привычно.
Солдаты смотрят на мирных жителей — что не так с их оружием?

---

- Никто ведь не спрашивал у деревьев нравится ли им обниматься! - Сокрушался Лино, гремя тарелками.
- Это не самое худшее из того, о чем их не спрашивали. - Заметил Тенн, разворачивая утреннюю газету. - У них и рук-то нет. - Добавил он, спустя пять строчек.

Пожар,
бумага,
спички,
пол,
объятья.

---

Я как вывернутый носок: одинокий и наизнанку.

---

Foals — «Spanish Sahara»

---

- Ты опоздал, уже двадцать минут прошлого.

---

Сны - лучшее оправдание.
Всякий раз, приезжая из Италии, мой дядюшка постоянен. При встрече, он без особых церемоний бросает, чтоб я шел к его машине, при этом по привычке своей указывая на мешок. Я судорожно вздыхаю и говорю, что боюсь темноты, хотя на самом деле я боюсь именно таких вот мешков, в которых он вывозит "мусор". Он - чистильщик, и это его работа, которую я уважаю. Но порой он относится к ней чрезмерно серьезно, когда же ко мне с пренебрежением. В тот момент, когда я ударяюсь затылком о дверь машины, его рука сдавливает мое горло. Он еще раз, предельно внятно и с повышением повторяет, что если я не заберусь внутрь, он сделает это самостоятельно, что лишит меня возможности самостоятельно выбраться наружу. У меня разбита голова, я чувствую как капля за каплей кровь бежит вниз по спине, пропитывая резинку шорт. Мой дядя, он любит наблюдать за крови неспешной гонкой. Веревкой он привязывает одну мою руку к ветке яблони, а другую - левую - к невысокому боярышнику на окраине леса, так чтоб я не мог вертеться и мешать ему наблюдать.Связав меня по рукам, растягивая и споря, кому я достанусь, деревья вырывают запястья из суставов. Так он оправдывает себя. Если я начинаю хныкать и жаловаться на холод, он молча подходит ко мне и, не издав ни звука, начинает буква за буквой выводить оправдания. То лезвием ножа, то дулом пистолета. Он обещает распороть мой живот, если я не уймусь. И я понимаю, что меня разворотят только лишь потому, что я не хочу вести себя тихо. Это и есть оправдание дяди. Он всегда честен со мной, поэтому я понимаю, что сижу сейчас в мешке лишь потому, что не сказал ни слова правды. Он знает, что темноты я не боюсь хотя бы по той причине, что в моей комнате нет окон, там всегда темно и сыро. Видны лишь звуки и шорохи. Дядя знает, что темнота для меня в десятки раз уютней, нежели окажись я где-нибудь завернут в пледик с чашкой чая в руках. Он знает, что в непривычной для меня среде я буду чувствовать себя потерянным, поэтому не мудрено, почему я оказался внутри этого мешка. Завернут в этот мешок. Мы играем с ним в игру: за всё время пути я должен сосчитать все кочки и выбоины, и сказать ему их число. Если оно будет неверным, он привяжет меня к деревьям ровно на столько минут, сколько мы получим умножив кочки на количество зубов у меня во рту. В этом месяце мне повезло - у меня выпало три, но вырос один. Теперь их 24 в общем количестве. Умножим на 97 выбоин, итого 2328 минут стоя босым на промерзлой Норвежской земле, под слепым ноябрьским небом. У меня саднит затылок и то и дело я без продолжения, только и делаю, что повторяю "Девяносто семь, девяносто семь", хотя их число уже давно перевалило за сотню. Когда машина остановится, он заглянет ко мне в багажник и пнет носком ботинка. Так он оправдывает мою жизнь. Он говорит, что это нормально — чувствовать боль на протяжении жизни, говорит, что расслабится можно только умерев. Не потому что мертвым чужда боль, а потому, что мертвые никому не интересны. Он спрашивает "Сколько?", и я отвечаю "Девяносто семь". Мне слышен его вздох, после чего, втянув воздух сквозь зубы, он вытащил мешок из капота. Я знаю, что это не просто игра, и знаю так же, что моя мать рассказала ему о моих прогулах, о том, что я пропускаю дополнительные занятия по математике. Когда я сказал, что репетитор дает мне пощечину за каждую оплошность, дядя бросил, что это не оправдание. И вот я между мирами скучных мертвых. Надо мной мир наполнений, подо мною - окружения. Мой дядя верит, что со смертью душа возносится к Богу на небо, но так же он верит и в то, что она попросту утекает к нему, чтобы спрятаться за его сутулой спиной и быть в безопасности. Он рассказывает об этом не спеша, выводя буква за буквой на моей спине. Я спрашиваю его, что он держит в руках, я не могу разобрать нож ли это или он снова взял шило. Он замолкает, а спустя несколько секунд выводит "Твою жизнь, мой мальчик". Я отмечаю про себя, что моя жизнь покрыта ржавчиной и вполне могла бы уместится в кармане мужских брюк. Брюк, которые носит мой дядя. В кармане от Armani. Я знаю, что когда рассказ будет окончен, мы поедем обратно. По дороге домой он разрешает мне ехать на заднем сидении. Он никак это не оправдывает, я и сам знаю, что в мешке двоим места будет маловато. Особенно если учесть, что того парня сейчас слишком много, а его рука лежит у меня на коленях, ощетинившись рваным мясом. Так же я знаю, что больше мы разговаривать не будем, он не слишком-то хороший собеседник, только рассказчик. Когда же мы будем рядом с кварталом где расположен мой дом, он остановится и высадит меня. Я знаю, что увидимся мы не раньше как через месяц. За это время я вырасту на два зуба и пол-сантиметра, а так же подтяну результаты и впредь смогу сосчитать даже до ста двадцати, что даст мне возможность слушать его дольше обычного.
Поэтому мои сны - это мое оправдание. Каждую ночь я ощущать себя живым, в темноте своей комнаты я чувствую, как его пальцы смыкаются вокруг моей жизни.

@темы: записки

---

+++

---

вы можете любить кого угодно, но это никого не спасет,
о с о б е н н о дельфинов.

---

Друзья они ведь как вино - тем ценней, чем больше выдержка.

---

И мы греем ладони, дыша все сильнее, мы трем их одна о другую, кожу сдирая. Мы греем, зная, что мерзнем сильнее. И знаем, конечно, что за последним вздоха тепла, зима прокрадется и внутрь. Метель в лёгких, сугробы в сердце и легкий мороз в области живота. Мы греем ладони и, конечно же, знаем чем всё чревато, но разве жалко чего когда живешь настоящим?

---

Хоть в супермаркетах новогодняя музыка уж месяц как, хоть первый снег и прошел на прошлой неделе, пусть даже кончики пальцев впали в анабиоз, все равно календарная зима самая настоящая. И знаете, было бы здорово, будь оно все по календарю. Ужасно предсказуемо, но ведь так ожидаемо!
Сегодня, второго декабря, снег немыслимо какой по счету, но это чудо такое, когда он заполняет свое отсутствие за время ночи.

---

Снегопад на фоне темно-синего неба удивительно похож на фильм в три дэ, как будто ты летишь сквозь космос, а звезды разбиваются о твое лицо, волосы, тают на коже.
©her evasion